Реконкиста Майорки началась именно с этих мест — в 1229 году недалеко от Пагеры, в районе нынешней Санта-Понсы, высадились войска каталонского короля Хайме I. Отвоёванные земли надо было защищать от посягательств идейных врагов и безыдейных пиратов — для этого и были построены по всему периметру острова городá-крепости, а на прибрежных скалах — сторожевые наблюдательные башни.

В то время городок Андрач  (Andratx), лежащий у подножья Пуч-де-Галатцо (1028 м) в нескольких километрах от одноимённого порта, помимо защитной функции выполнял миссию административно-религиозную — здесь были построены дома для епископа Барселоны и самого короля.

Прошли века, а небольшой городок с узкими мощёными улочками среди оливковых и миндальных рощ по-прежнему привлекателен для статусных персон в качестве места жительства.

Субботний Андрач был тих и пустынен, на главном бульваре шелестели опавшие осенние листья, где-то на горе высилась бывшая сторожевая башня, заботливо отреставрированная Клавдией Шиффер.

Над крышами домов вздымались мощные стены церкви Санта-Мария,  больше похожей на замок-крепость, — она и была заложена в XIII веке именно с целью защиты от внезапных неприятностей.

Церковь была закрыта. Но и экстерьер (более поздний, XVIII в.) произвёл впечатление: скромная статуя Христа в нише у подножья церкви и шикарная двойная лестница, будто обнимающая, вбирающая прихожан, приглашающая подняться наверх, ко входу.

А с верхней галереи церкви открывался чарующий вид — над черепичными крышами, меж пологих холмов синело вдалеке море с яхтами в порту. Там лежал Порт-Андрач (Port Andratx), куда они поедут в другой раз, — портовые городки Грета и СБ запланировали в качестве вечерних посиделок на закате.

Сейчас их ждали горы-мирадоры...

Пустынная однополосная дорога на север извивалась под кронами сосен, уходила наверх, туда, где вдоль всего северного берега тянется горная гряда Сьерра-де-Трамунтана. Дорога — мечта москвича: пустая, гладкая, никто на хвост не садится, нервически не бибикает, не подрезает. Одно плохо — смотровых площадок практически нет. Вот и едут все гуськом тихо-мирно от мирадора к мирадору.

Не заметить мирадор Рикардо-Рока  (Mirador de Ricardо Roca) невозможно — на плато высокой скалы устроены две вместительные парковки, рядом — сувенирный магазин.

А на самóм обрыве стоит бар-ресторан Restaurante Es Grau, куда и направились путники.

Они сидели на веранде ресторана, пили капучино, и глаз не могли оторвать от тёмно-бирюзового моря и скалистого берега, изрезанного бухтами...

Странное дело, но каждый раз, оказавшись на высоком обрыве над морем, Грета поражалась безумству красок вокруг — словно не видела никогда раньше этого слияния голубизны неба и синевы моря, будто впервые замечала неестественную зелень травы и крон деревьев. И воздух — не надышаться...

Через малюсенький городок Эстельенкс  (Estellencs) они, можно сказать, просочились, но с трудом — на ужасающе узкой улице им в лоб из-за угла выкатился автобус. Просочиться просочились, но на нервной почве забыли, что хотели в этом городке тормознуть — и поехали дальше.

В прежние времена по всему острову (и на побережье особенно) возводились сторожевые башни, аталайи, — высокие, с окнами-бойницами и лестницей внутри. Одна из таких башен выполняет теперь функцию мирадора — Torre del Verger,   в вольном переводе — Башня жезлоносца (охранника, наверное).

Старая, но отреставрированная башня стоит на высокой скале, чуть в стороне от дороги. И в качестве приманки для туристов к ней проложена каменная тропа — и не захочешь, да полезешь внутрь: узкий лаз с железной скользкой лестницей ведёт на верхнюю площадку башни.

Грета, конфигурации совсем не чрезмерной, с сумкой и фотоаппаратом на шее через плечо и то чувствовала себя Винни-Пухом в норе у Кролика. Как эта башня могла кого-то защитить — отказывалась она понимать. Ну если только одного-двух субтильных жезлоносцев.

А гомонящие испанцы шумными толпами, наперегонки, с младенцами в руках и на загривках, привычно вскарабкивались по лестнице, усаживались на верхушку башни и бесконечно фотографировались на фоне синющего моря.

И тут, наверху, становилось понятно: функцию сторожевую, наблюдательную, эти башни (вернее, охранники) могли нести исправно — казалось, весь западный берег виден отсюда: слева, укрытые мощными утёсами, нежились тихие бухточки, справа, у террасированного склона, прилёг городок Баньяльбуфар (Banyalbufar)...

Каменные террасы — наследие мавров, хотя эта гениальная система землепользования была известна и раньше: на горных склонах строились каменные ступенчатые стены-ограды, промежутки заполнялись землёй — и укоренились на этих террасах оливы с виноградом, принося щедрый урожай хозяевам земли.

Но самым большим подарком для владельцев усадеб в прежние времена были родники — источники, питающие засушливую землю. Усадьба Ла Гранха  (La Granja, сайт усадьбы) — одно из таких благодатных мест.

Систему пожалования земель своим подданным придумали не испанские короли, и даже не русские цари. Но если золотой век наших фазенд наступил в XVIII веке, то крупные асьенды  (hacienda) на Майорке появились намного раньше. Местность в округе Ла Гранхи, например, как утверждают путеводители, была освоена ещё римлянами, затем здесь было оживлённое мавританское поселение, а сразу после завоевания острова в 1229 году наместник этой части Майорки основал тут усадьбу, которую он вскоре передал цистерцианскому монастырю. Через двести лет усадьба была продана в частные руки.

Дом асьенды обычно состоял из нескольких зданий с патио, соединённых между собой. В одном из них были гостиные, столовые, спальни, библиотеки, кабинеты, салоны, театральные залы, в другом жила обслуга, в остальных располагались производственные помещения — столярные, сапожные, швейные, прачечные, гончарные и прочее, прочее, прочее. Быт в асьендах, как и в наших усадьбах, был организован по принципу самообеспечения и автономности: мой дом — моя крепость. Или All Inclusive.

Ла Гранха сменила несколько владельцев, в XVIII веке была перестроена и в таком виде дошла до наших дней. Нынешний хозяин в конце XX века лишь отреставрировал свою асьенду и превратил её в музей.

Длинная красивая аллея вела от парковки к главному дому асьенды, со всех сторон укрытому роскошным парком. На небольших террасах парка извивались стволы старых олив и журчали невидимые поливалки.

А вдали, у самого дома, — как иллюстрация легендарной силы подземных вод, — вздымалась мощная струя не то фонтана, не то извергающегося источника, орошая не то мини-бассейн, не то аквариум с аппетитными красными рыбинами.

У входа путников встретила девушка в национальном костюме, подхватила их под руки, заворковала по-испански и кивнула в сторону своей товарки. Товарка заученным жестом подняла к глазам фотоаппарат — «Che-e-ese!» — и через пару часов их бледные лица висели на доске почёта старинной усадьбы, дожидаясь денежного эквивалента доставленному удовольствию.

Удовольствие не ограничивалось запечатлением гостей под ручку с майоркинкой — во внутреннем дворике для дорогих гостей рядами стояли бочки с вином. И посетители не проходили мимо — внимательно читали, что в бочку налито, наполняли свои стаканчики и присаживались в тенёк.

СБ, буде он не за рулём, к вину приложился бы — исключительно из любопытства. Грета же манкировала предложенным угощением без сожаления — солнце пекло столь немилосердно, что она была готова, как тот Ихтиандр, ломануться в штанах под дерево-фонтан в центре патио.

В другом углу раздавали плюшки, их они решили отведать на обратном пути. На обратном пути, правда, об этом забыли.

Дом в Ла Гранхе (вернее, его площадь) — размеров внушительных, около 40 помещений. А осмотр его начинается с подвалов.

Скрипели шестерёнки оливкодавильных прессов, винный погреб поражал воображение, воняли на растяжках звериные шкуры, в полной рабочей готовности скучал ткацкий станок, в склянках тёмного стекла томились приворотные зелья — в имении было и собственное фармацевтическое производство.

Мало того: тут и тюрьма своя была с пыточной камерой. Тусклое освещение, звуковое сопровождение в виде завывания и стонов, манекены скелетов в решетчатых ящиках, инструменты дознания на стенах, кресло с шипами типа аппликатора Кузнецова — очевидно, по мысли устроителей данной экспозиции, всё это тоже должно погружать современного туриста в реальный мир прошлого усадьбы. Хотя, почему "прошлого"?! Скорее, вечного: бей своих, чтоб чужие боялись.

Атмосфера жилых комнат произвёла неоднозначное впечатление. С одной стороны, там вроде как существует некая иллюзия присутствия: в зале накрыты столы с якобы фруктами, в детской рассыпаны по полу игрушки вокруг круглощёкого якобы карапуза. А с другой — иллюзия присутствия есть, а эффекта присутствия — нету.

Хотя, впечатления-ощущения — вообще дело интимное. Возможно, кто-то тут почувствует очарование старины и мистический дух прошлого, кто-то услышит детские голоса и женский смех, а кому-то повезёт больше — мелькнёт прозрачная тень в дверном проёме, обдаст лёгким холодком и вылетит в окно, распахнутое в парк...

Огромный парк, судя по всему, открыт для посещения лишь частично — дорога проложена мимо подёрнутого тиной пруда вверх по ущелью-торренту, мимо водопада, ручейков и бамбуковой рощи.

Всё очень чистенько, ухоженно, кустики фигурно пострижены, мандарины зелёные на ветках соком наливаются...

А загонах-вигвамах блеют козы, гуляют грациозные косули и хрюкают чёрные свиньи, не подозревающие о своём предстоящем воплощении в местный специалитет — колбасу собрасаду.

«Хорошо, конечно, но где ж простор полей, где лужайки с берёзками, где копны сена, где лавочки для одного себя?» — зачем-то спрашивала себя Грета.

— Да... уж... Это не Ясная Поляна, — будто подслушав, патриотично отрезюмировал своё отношение к увиденному СБ, когда они покидали Ла Гранху.

Первый маршрут замкнулся в кольцо, краем задев столицу — красавицу Пальму, куда они отправятся завтра...