На часах было 9-15, когда они тронулись в свой первый вояж по Гран Канарии.

Знакомство с островом решено было начать со встречи с озёрами-водохранилищами, которые щедро разбросаны по нему, как изюминки в филипповской булке.

Ну а дальше — как фишка ляжет!

День был воскресный, аборигены отсыпались после трудовой недели, да и автотуристы не спешили пока сесть им на хвост — дорога на Arguineguin была абсолютно свободна.

Они с удовольствием крутили головами то в сторону океана, мелькавшего среди невысоких холмов, то в сторону горных хребтов, нестройными рядами окружающих долины; притормаживали у туннелей, пытаясь прочитать название каждого из них; оглядывались на спускавшиеся вниз облака; и при первой же возможности — остановились.

Тишина, щебет птиц, синее небо c лёгкими намёками на облака, зеленющая трава и листва, внизу — деревушка с пальмами, над дорогой с одной стороны — скалы с соснами, с другой — гора, будто в кружевной юбке...

И воздух — умопомрачительной степени свежести.

Они прислушивались и принюхивались долго, пока за их спинами не раздалось: вжик! Мимо них, свернувшись калачиком, прошмыгнул велосипедист. И началось...

Дорога стала сужаться, крутых поворотов прибавилось, а перед лобовым стеклом «Ниссана» маячили спортивные трусы с кроссовками.

На одном из поворотов они его обогнали и, доехав до следующего мирадора, снова остановились: коричнево-красные скалы с вертикальными подтёками, мягкие изгибы невысоких гор, дымок из дальней деревни — тишина, запахи...

— Вжик! — опять раздалось за их спинами.

Дорога к озёрам выходила уже на финишную кривую, больше похожую на акулью челюсть в разрезе: повороты направо-налево следовали один за другим. Справа — обрыв, слева — нависающие огрызки скал, грозящие рано или поздно свалиться на проезжую часть, а перед ними снова сверкал своими пятками совсем не юный спортсмен.

— Он над нами издевается, что ли? — риторически поинтересовался СБ.

— Представляешь, что он о нас думает?! — по-одесски ответила Грета.

Игра в догонялки продолжалась. И на очередном мирадоре они остановились — из сострадания к велосипедисту и себе в облегчение: спиной чувствовали укоризну во взоре.

И тут они увидели...

Нет, сначала почувствовали... Потом увидели... Потом уткнулись носами в это бело-розовое чудо — цветущий миндаль!

У Греты было ощущение, что все óрганы чувств, в обычной жизни работающие лениво и вразнобой, тут как с цепи сорвались, грянули мощным оргáнным аккордом, вызвав лёгкое заикание и блокировав память: «Кто я? Где я?» — было написано на лицах обоих.

А совсем рядом с этим ореховым деревом, за очередным поворотом, они увидели Embalse de Soria — водоём, формой и цветом похожий на полинявшего крокодила, залёгшего на дне ущелья.

Крутые склоны-обрывы были утыкана деревьями странного, коричнево-красного, цвета, и путники не сразу сообразили, что пальмы и сосны эти — прошлогодние погорельцы, потихоньку оживающие.

И ещё их поразили двухцветные пальмы: ближе к стволам вяло болтались жёлто-соломенные лохмотья, зеленея по мере приближения к вершине — пальмы тоже линяли.

Проехать дальше не было никакой возможности: несмотря на "жёлтую" дорогу на карте, она оказалась "белой", грунтовкой, на которую страховка не распространяется, и выход у них был только один — ехать назад в поисках пути объезда.

У кафе, стоящего на пути к дамбе, они тормознули, заметив пару джипов-сафари с весёлыми "моргенами", и, когда СБ с картой в руках направился к одному из водителей, Грета мухой полетела вниз — к дамбе.

Крутая дорога извивалась шершавой змеёй, и Грета легко неслась по ней бегом — вниз, к тому "облезлому крокодилу" по имени Soria. На полпути она остановилась: что-то ей подсказывало, что силы сегодня надо экономить.

"Крокодил" при ближайшем рассмотрении оказался на удивление блестящим, и ей очень хотелось сбежать ещё ниже, но набатным колоколом зазвенел в тишине мобильник — СБ, потерявший её из виду, уже был проинструктирован водителем джипа.

Ехать предстояло по дороге, которую карта не рекомендовала к употреблению. И в чём-то она была права: дорога от озера Soria к озеру Ninas — жуть однополосная, проходящая по краю обрыва, и дудеть приходилось на каждом повороте.

Но красота вокруг впечатляла!

Горы в цвету, дорога в соснах, на полянках для пикников дружные семьи канарцев устанавливают палатки и накрывают общие столы, дети бегают стайками наперегонки с собаками — воскресенье...

Embalse de Cueva de las Ninas им показалось самым красивым из увиденных водоёмов.

А может, оно просто более открыто взору, не спрятано ни горами, ни долами, да ещё и в окружении сосен лохматых, да весь берег в цветущих тенерифских кочках...

Спуститься хотелось, но интуиция шептала: не надо.

Дорога  привела  к  развилке в Ayacata,  и они решили поехать посмотреть на символ острова — Roque Nublo, самый высокий в мире базальтовый монолит (67 м, 20-этажный дом), который был когда-то священной горой гуанчей.

Тормознули на стоянке. Посмотрели наверх: небольшой такой пупырышек торчал, вроде, совсем невысоко и, казалось, недалеко.

Тропа к Символу заманчиво дразнила путников своей пологостью и ухоженной гладкостью. Странным показалось только одно: скала по имени El Fraile  (Монах) выглядела намного больше Символа, но они не стали напрягать пространственное воображение и бодро пошагали наверх.

Картинки, которые им открывала природа, менялись через каждые несколько метров — ущелья и долины с кусочками озёр, далёкие деревни, вереница машин с синей точкой их «Ниссана», дорога, по которой они ехали, и груды облаков, сваленные на вершины пологих гор.

А из кустов доносилось загадочное шуршание — загадочное до тех пор, пока из-под очередного куста не вышла птица, похожая на курицу, яркая и по-хозяйски самоуверенная. "Ходят тут всякие", — слышалось в её кудахтаньи.

И накудахтала...

Дорога до Roque Nublo действительно несложная, если быть внимательными и правильно обуться — гладкость вскоре закончилась, как и пологость. А снизу раздался вой сирены «Скорой помощи» — за поворотом на тропинке лежала далеко не молодая туристка с разбитой коленкой в окружении грустных спутников.

Дружными толпами неслись наверх гомонящие испанцы — с детьми, собаками и рюкзаками. И с каждым шагом Монах был ближе, а Символ, как ни странно, всё дальше.

— Аберрация, — решили они. — Вот же он, пупырышек, рядом.

Скала-Монах по мере приближения к ней меняла своё обличье: сначала Монах превратился в сидящего сытого Лемура, а потом — в Архангела однокрылого.

А до Символа ещё было топать и топать...

У огромной скалы-пещеры они остановились передохнуть, вдохнуть в себя тот сосновый дух, которым, казалось, было пропитано здесь всё — и скалы, и трáвы, и облака.

— Я-то думал, метров сто осталось! — ахнул СБ, разглядевший у подножья Символа маленькие копошащиеся точки. — Не, ну туда мы вряд ли пойдём!

Монах был уже внизу и казался отсюда однокрылым Архангелом с поникшей головой, а до Символа еще было далеко — вверх вела каменная ступенчатая тропа.

— Полный финиш, — произнёс автор не одной сотни научных статей и не одной монографии, начисто забывший литературный русский язык, когда они поднялись по этой — казалось им, последней — тропе.

Дежа вю накрыло в очередной раз.

Грета видела ожившие картинки из далёкого детского альбома для рисования: стёртые серые контуры гор на горизонте, густые комки облаков и немыслимое сочетание сосен и пальм в долинах и на склонах...

Коричнево-красное плато появилось внезапно.

И это тоже было картинкой из детства — пустынная Красная площадь с собором на взятие Казани вдалеке.

А чтобы не заблудиться, стоúт на плато указатель: направо пойдёшь — в Лас Пальмас придёшь, налево пойдёшь — будет тебе Тенерифе, прямо пойдёшь — на край земли попадёшь...

Но "край земли" был ещё далеко...

Нужно было добраться до той площадки-подставки, где копошились те самые точки-человечки, которых разглядел СБ снизу, и куда он вряд ли собирался идти.

Пошли — не то слово: поползли, одной рукой опираясь на огромные камни, в другой держа фото-видео, делая остановки для съёмки, заворожённые увиденным.

Над ними вздымался Roque Nublo, внизу смешными пирамидками среди буйной зелени разбросаны были горные вершины; куда ни обернись — горизонта нет, со всех сторон — сплошные, будто снежные, завалы облаков...

«Луч света в тёмном царстве» и тут не смог не выползти из взбудораженной памяти со своим монологом:

— И почему я не птица?! Сейчас бы как взмахнула крыльями...

Испанцы-канарцы сидели под скалой, распахнув свои рюкзаки с провизией, и лопали яйца вкрутую.

На одной из скал уединённо сидела пара, вызывая зависть и недоумение.

А руссо туристо стояли в сáмом центре Гран Канарии и,  как тогда,  на Тенерифе, бормотали:

— И это тоже будет грезиться в последний час...

В картинной галерее "последнего часа" позарез не хватало Тенерифе с Тейде, который просто обязан был торчать над облаками слева от Символа.

Тенерифе с Тейде на горизонте не было.

Но вдалеке увидели они самый высокий пик Гран Канарии, — Pico de las Nieves (1949 м над уровнем моря), Снежный пик, — и поняли, какой холст займёт пустующую раму.

И, спустившись к машине, они, не раздумывая, газанули ещё выше и оттуда снова озирали окрестности, пытаясь увидеть свой любимый Остров Сокровищ, но вокруг их новой любви, Гран Канарии, лежал венок из облаков, казалось, упавший в океан.

А далеко внизу, опять пупырышком, торчала скала-Символ, где они только что были.

Незнакомое раньше чувство "покорителя вершин" рвалось наружу.

Это была мистика.

"Мой друг рисует горы, далёкие, как сон", — услышала Грета внутри себя.

— Знаешь, я всегда удивлялся: почему я в детстве любил рисовать горы? — услышала она слова СБ.