И Грэт сломалась. Она вспомнила, как один из консультантов ЦПК однажды обмолвился, дескать, варенье из кактусов, которое вы встретите во всех магазинах Тенерифе, так себе, а вот спелый кактусовый плод это вещь!
Она оглянулась, быстренько схватила фрукт и бросила его в сумку.
И заверещала как ужаленная. Как ужаленная сотней пчёл. Сотней пчёл, защищающих свой улей. Свой улей от воровства. Не воруй, Грэт.
Взгляд Ненаглядного она расшифровала как единственно возможный, пушкинский, вариант:
Какая ты дура, мой ангел!
Как же я доносы... тьфу!.. донесения долбить буду?! ужаснулась пианистка.
Кино про общность культур и про плавание через Атлантику она не смотрела, а посматривала, пытаясь в темноте вытаскивать те мелкие иголки, которые впиявились в пальцы левой руки, казалось, навсегда.
И еле дождавшись окончания сеанса, пулей ринулась в заведение для сеньорес и кабальерос, вышвырнула предмет своего искушения, вытряхнула сумку и сунула руку под струю холодной воды.
Тщетно. Иголки она потом выковыривала из себя весь день.
Дальше по курсу был пляж Тересистас по уже родной TF-1, сквозь Санта-Крус, до небольшого городка Сан-Андрес (San Andres).
Ещё до поездки, рассматривая фотографии консультантов, Грэт казалось, что где-то нечто подобное она уже видела. Смутные сомнения не давали покоя, терзали. До тех пор, пока она не оказалась на высокой смотровой площадке над этим пляжем.
Грэт взглянула окрест, и душа её воспоминаниями критскими уязвлена стала...
СБ, это же озеро Курнас!
Вода у берега была окрашена абсолютно теми же тонами, как тогда нежно розовая кружевная оборка переходила в изумрудную каёмку, будто пришитую к сапфировой глади океанского полотна.
Смешные пальмы, выполняющие функции пляжных грибков, были похожи на швейные булавки, воткнутые в песочного цвета поролоновые ложа игольницы.
Над океаном поднимались чёрно-красные скалы, создавая чудовищно несоответствующий контраст той искусственной финтифлюшности, которая лежала у их подножья.
Не задержаться, не окунуться, не побродить по золотому песку, не сфотографировать снизу ту смотровую площадку-мирадор, откуда только что они смотрели на пляж, было противоестественно. И пока С.Бирлиц плескался в водах Атлантического океана, Грэт озирала окрестности.
Санторини! Санторини! Санторини! зачирикала вдруг проснувшаяся птичка на ветвях её души.
На скале, справа от пляжа, Грэт увидела прилепившиеся домики привет от Фиры...
«Чё-то с Грецией я неправа... Не обиделся бы Тенерифе!» думала рождённая после встречи с Грецией, когда они тронулись в путь дальше, наверх, в горы Анага.
На их счастье горная дорога снова была пуста, и они снова крутили головами направо-налево, заталкивая в себя всё вновь увиденное.
Как сформулировать то чувство, которое они испытывали, поднимаясь всё выше и выше в горы?!
Взгляд Грэт выхватывал отдельные домики под черепичными крышами, и воображение тут же переносило её в ту жизнь в тишину, уединение, созерцание.
Сознание ехидно интересовалось:
А ты смогла бы так?
И душа отвечала:
Отстань! Я так хочу...
Восторг и восхищение приподнимал их над сиденьями в попытке заглянуть дальше, ниже, назад успеть снять на фото-видео то, что мелькало за окном машины...
Дорога узкая, извилистая, спрятанная на поворотах за скалами не позволяла остановиться, и они с нетерпением ждали ближайшего мирадора.
Они останавливались на всех возможных мирадорах, поднимаясь над океаном, побережьем, и на каждом мирадоре открывалась новая панорама.
Кусочек бухты у Сан-Андрес становился всё меньше, зелёных склонов всё больше, облакá становились всё ближе...
На мирадоре El Bailadero, на вершине отвесной скалы, открылась такая панорама, что поведение и состояние двух взрослых людей можно было бы охарактеризовать словами поэта "задрав штаны, бегом за комсомолом".
Они тормознули у "кармана", вылезли из машины и вздрогнули от пронизывающего ветра, сбивающего с ног. Пока Грэт натягивала ветровку, её солидный СБ, цепляясь за ветки и камни, пополз на небольшую скалу над дорогой.
Вопли раздались одновременно:
Ё-моё! Мама дорогая!
Ты куда?! Слезай щас же!
Спустившийся СБ смог лишь произнести:
Там такое!!!
Грэт уже вползала на ту скалу, когда ей вслед неслось:
Не кебенизируйся только!
«Теперь я знаю точно, ЧТО буду вспоминать в свой последний час», думала Грэт.
Она стояла на пятачке, пошатываясь от порывов ледяного ветра и помутнения в очах...
Cправа внизу открывался вид на леса-горы-долины восточного берега полуострова Анага, слева под её ногами была лесистая пропасть, а дальше горы-леса-ущелья бéрега северного.
И горная дорога, змейкой, на Таганану...
Грэт видела, как рождались облака: над её головой носились в разные стороны белые хлопья, распадались на кусочки, цеплялись за лапы сосен, превращаясь в длинные рваные лохмотья.
А с другой стороны вдруг на гору опустилась пуховая перина, хотела полежать, да раздумала, взвилась вверх и, задев за выступ скалы, треснула и рассыпалась пухом и перьями...
А потом начался тот самый реликтовый лаврово-вересковый лес, ради которого и плывут на Гомеру. Не зная о том, что здесь есть такое сказочное чудо, легко проскочить мимо, и они тормознули в нужном месте, скорее, интуитивно. И пошли по тропинке...
Как передать впечатления от запаха воздуха?!
Как рассказать о шорохах в тишине?!
Какими красками живописать бесчисленные варианты зелёного оттенка, переходящие один в другой, переплетающиеся между собой, накрывающие собой землю?!
На эту землю хотелось рухнуть и по-газмановски втягивать её ноздрями...
Падать не стали: неизвестно, понравилось бы это посягательство хозяину-лешему, который наверняка подсматривал за ними из-под куста можжевельника.
И ещё по наводке консультантов Центра они нашли скважину в горах красные скалы, поросшие деревьями.
Кроны деревьев местами соединялись, создавая навес над головами путников, которые как завороженные топали в этом каменном коридоре, оглядываясь на оставленную машину...
И мирадоры на крутых поворотах, где не знаешь, чтó больше впечатляет: то ли круглая, покрытая зелёной шапкой скала, стоящая на повороте серпантина, то ли то полотно, по другому не скажешь! что расстилается внизу.
А внизу лежала Ла Лагуна, плавно переходящая в Санта Крус...