Они решили отоспаться вволю, как сурки: без будильников, без аутопист и салид, без крестиков и ноликов — безо всякого движения.

Крестиков уже осталось немного, как и дней отдыха, — три.

Плюхнулись они с утра у бассейна, задрали к небу головы в надежде увидеть те облака, которые вчера плыли у них под ногами, — облаков не было.

Прислушались к звукам в обманной надежде услышать шорохи лесные и горную тишину — из ресторана доносились совсем другие звуки.

И запахи были — не те...

Через пару часов такого отдыха они устали — всё вокруг было знакомо.

На океанском берегу изменений тоже не наблюдалось — штиль, ленивый прибой, багрово-розовые тушки на лежаках и полотенцах.

Они медленно проходили по соседним улочкам, на которые раньше не хватало времени, с удовольствием отмечая безудержный полёт фантазии архитекторов этого города-отеля.

Фантазия, впрочем, частенько смахивала на плагиат.

Недалеко от своего отеля они остолбенели:

— Ё-моё!  Это ж Кносский дворец!

Как говорится: найдите десять отличий.

И в этот же день, проходя бесконечными и невиданными ещё закоулками по отелю, они остолбенели ещё раз:

— Ачуметь! Это называется: привет от El Greco...

Крит ревновал к Тенерифе — как старший ребёнок ревнует к кульку из роддома, ставшему почему-то для родителей главным сокровищем.

Вечер они провели в уже знакомом месте — в ресторанчике Ла Калеты.

Снова они чувствовали себя как на королевском приёме, снова взгляд не мог оторваться от сияющей глади океана, снова у берега играли в догонялки волны-кокетки...

И было одно чудо, неподвластное разумению, особенно если понимать не очень-то и хочется.

На идеально гладкой поверхности океана, точно в одном месте, с периодичностью в пару минут, вырастала волнообразная раковина — будто кто-то под водой сжимал огромную клизму, выдавливая наверх её содержимое.

И в этой раковине плескались-кувыркались отчаянные головы, вызывая у жующих и пьющих чувство восхищения, судорожно переходящее в комплекс ущербности.

— А всё-таки здорово, что в прошлый раз мы с тобой заблудились, — намекнула Грэт, когда они шли к остановке такси.

— И не уговаривай, — моментально отреагировал С.Бирлиц.

Над балконом, где резиденты в последний раз разложили карту Острова, висела надутая луна — было полнолуние.

И когда в полночь смолкли, наконец, массовики-затейники, Грэт в наступившей тишине впервые за все дни услышала шмяканье волн на скалы — был прилив.

Завтра им предстояло увидеть следы этого шмяканья...